Зелимхан, зажиточный селянин с тучными стадами, мельницей и пасекой в сотню ульев вовсе не собирался бросать всё и уходить в леса. По словам самого Зелимхана, он происходил из зажиточной семьи, имел крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, мельницу и большую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. В 1901 году Зелимхан уже был семейным человеком и не помышлял о судьбе абрека.
Однако в 1901 году стать абреком Зелимхана вынудили трагические обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться: незаслуженное обвинение в убийстве и последующее заключение в тюрьму.
Однако в 1901 году стать абреком Зелимхана вынудили трагические обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться: незаслуженное обвинение в убийстве и последующее заключение в тюрьму.
За Ведено горы резко приближаются, и в 8 километрах далее встречает последнее село долины Харачой (800 жителей), в годы депортации село называлось — Хварши.
Центр села — под обрывом с угрожающе повисшим камнем:
С камня течёт водопад Девичья коса:
А под ним с 2009 года стоит мемориал абреку, которого в разных местах называют то Зелимхан Гашмазукаев (по отцу), то Зелимхан Харачоевский, то попросту «чеченский Робин Гуд»:
Зелимха́н Гушмазука́ев или Зелимха́н Харачо́евский (январь 1872 года — 26 сентября 1913 года) — известный чеченский абрек. Родился в селе Харачой Грозненского округа, Терской области (ныне Веденский район Чеченской республики).
Как рассказывает в своей книге «Воспоминания об абреке Зилемхане» Муса Бакаров: харачоевские мальчишки в свободное время, разбившись на две группы (правобережные и левобережные), постоянно устраивали разные забавы, соревновались в перетягивании каната, в поднятии тяжестей, в борьбе и в других состязаниях. Если Зелимхан участвовал в этих играх, то его команда с правобережной стороны непременно побеждала. Зелимхан, с мальчишеских лет, отличающийся от своих сверстников смелостью, мужеством и справедливостью, защищал слабых и беззащитных. Он был физически сильным, стройным и красивым парнем, и его уважали как в своем, так и в соседних с Харачоем аулах. Не мог терпеть обмана, лицемерия, трусости, подхалимства и заискивания перед богатыми и чиновниками, уважал честных и совестливых.
Зелимхан жил в одну из самых спокойных для Чечни эпох — на рубеже 19-20 столетий. Тогда война свелась к разбойничьим бандам, а главным чеченцем слыл нефтяной магнат Тапа Чермоев, сын российского генерала Арзу. Вот и Зелимхан, зажиточный селянин с тучными стадами, мельницей и пасекой в сотню ульев вовсе не собирался бросать всё и уходить в леса. По словам самого Зелимхана, он происходил из зажиточной семьи, имел крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, мельницу и большую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. В 1901 году Зелимхан уже был семейным человеком и не помышлял о судьбе абрека.
Однако в 1901 году стать абреком Зелимхана вынудили трагические обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться: незаслуженное обвинение в убийстве и последующее заключение в тюрьму. Попытка женить младшего брата Солтамурада привела к неожиданному конфликту: родственники девушки отдали её за другого молодого парня. Стычка между молодыми людьми из соперничающих фамилий привели к гибели родственников Зелимхана. В ответ был убит человек из враждебной фамилии. Несмотря на то, что между сторонами состоялось примирение, власти стали производить дознание. Начальник участка, получивший взятку за ложное обвинение, указал на Зелимхана, его отца и двух братьев. Таким образом, было найдено юридическое основание для того, чтобы взять под арест самого Зелимхана и его родственников.
24 мая 1901 года за осуществление акта кровной мести он был осужден на 3,5 года в исправительные арестантские отделения и сослан в Илецкую защиту. Летом 1901 г. был возвращен в Грозный для пересмотра судебного решения, после чего заключен в Грозненскую тюрьму. Этим же летом он совершил побег и стал активным участником абреческого движения. После побега из тюрьмы Зелимхан некоторое время скрывается в родных местах и начинает бороться с несправедливостью — он объявляет власти непримиримую войну.
Личность Зелимхана Харачоевского широко известна на Кавказе и в России, благодаря своим подвигам, мужеству, бесстрашию и благородству: Абреки, не желая мириться с несправедливостью и произволом, брались за оружие. Действуя в одиночку или небольшими группами, они мстили царизму за себя, своих родственников и свой народ: убивали царских чиновников, грабили банки, казённые учреждения, богатых жителей. Отобранные деньги и ценности абреки нередко распределяли среди бедных крестьян.
Поначалу банда Зелимхана не отличалась от прочих, но наибольшая активность Зелимхана началась с начала революции 1905 года, в которой он, как и другие абреки, принял активное участие. Начиная с весны 1905 года, в Чечне и Ингушетии поднимается волна крестьянских выступлений. Крестьяне изгоняли назначаемых властями чиновников, захватывали частные и казенные земли, отказывались платить налоги и выполнять повинности. Выступления крестьян, которые продолжились и в 1906 году, приняли наибольший размах в Веденском районе, на родине Зелимхана. Отважные действия абрека Зелимхана вдохновляли крестьянские массы на борьбу и сыграли большую роль в том, с каким упорством крестьяне отказывались повиноваться колониальным властям. Однако большевикам так и не удалось установить контакт с Зелимханом, о чём они, конечно, впоследствии очень сожалели, ведь из Зелимхана мог получиться ещё один Котовский.
Несомненно, Зелимхан не был лишен определённых качеств организатора, патерналистского притяжения для сподвижников и в какой-то мере благородства. Он ценил мужество и в отдельных случаях, восхищаясь храбростью русских офицеров, преследовавших его отряды, проявлял великодушие даже к ним, если они при каких-либо обстоятельствах попадали к нему в плен. Соблюдая, в обращении с ними вековые обычаи горского гостеприимства, он оставлял им личное оружие во время бесед и оберегал от своих, не допуская расправы. Также великодушно он относился и к горской бедноте, невзирая на национальность и вероисповедание обездоленного. Что в преданиях о нём правда, что красивый вымысел — теперь трудно сказать. Причём таким он оказывал всяческое содействие, покровительствовал и защищал их. Объектом же своей мести Зелимхан всегда выбирал офицеров и представителей власти, которые проявляли необузданную прыть в угнетении народа. Так, в октябре 1905 года в отместку за 17 расстрелянных войсками на Грозненском базаре мирных жителей он расстрелял такое же количество пассажиров-офицеров из остановленного им поезда. Зелимхан искренне верил, что только месть могла угомонить распоясавшихся преступников, пользующихся вседозволенностью и безнаказанностью.
Чтобы прослыть Робин Гудами, достаточно было грабить только чужаков, и вот уже для своего народа Зелимхан из главаря банды грабителей превратился в мстителя-одиночку, «наместника гор».
В последствии абрек в письме на имя председателя III Государственной Думы Н.А. Хомякова писал «Я знаю, дело мое кончено, вернуться к мирной жизни мне невозможно, пощады и милости тоже я не жду ни от кого. Но для меня было бы большим нравственным удовлетворением, если бы народные представители знали, что я не родился абреком, не родились ими также мой отец и брат и другие товарищи.»
С властями он и в правду боролся, в апреле 1906 года он убил начальника Грозненского округа подполковника Добровольского, а в 1908 году — начальника Веденского округа полковника Галаева, за то он хотел осуществить антикрестьянские проекты по землеустройству, что вызвало в Чечне массовое недовольство. В январе 1910 — совершил налет на Грозненский вокзал и увёз из кассы 18000 рублей.
Приказом по Терской области властями был сформирован «временный охотничий отряд» во главе с войсковым старшиной Вербицким для уничтожения Зелимхана и его соратников. Вербицкий попал под суд за бездействие и неудачу в поимке Зелимхана. Когда этот отряд на гудермесском базаре избил мирных чеченцев, Зелимхан поклялся отомстить Вербицкому. Он искал его везде, но тот как в воду канул. Наконец, абреку сообщили, что его враг будет ехать по Военно-Грузинской дороге в Тифлис. И Зелимхан с десятком товарищей устроили засаду в Дарьяльском ущелье. По этой дороге всегда ездили на арбах и телегах, но в последние годы появились восьмиместные машины «Бенц». Позволить себе проехать в них могли только состоятельные люди. Зелимхану доложили, что Вербицкий (которого он, правда, не знал в лицо) купил билет на поездку в такой машине.
Сохранились свидетельства, где описывается эта легендарная встреча. Помощники абрека выстрелами остановили «Бенц». В нем сидели три перепуганные женщины и пятеро мужчин. Последних начали выводить по одному «пред очи» Зелимхана, чтобы определить, кто из них Вербицкий. Один из пассажиров оказался православным священником, он молча протянул абреку кошелек, золотые часы и серебряный крест, но тот ничего не взял у него. Зелимхан также отпустил шофера и купца-грузина. Ехавший в Тифлис француз-фокусник продемонстрировал свое ремесло: достал из карманов удивленных разбойников куриные яйца. Ему тоже разрешили вернуться в авто.
Настала очередь элегантного господина лет 40 с гладко выбритым круглым лицом и голубыми глазами. На нем были фетровая шляпа, костюм из темного сукна, черные туфли. Белый плащ висел на левой руке, в правой он держал зонт как трость. Мужчина поклонился.
— Мое имя вам ничего не скажет. Я — артист и певец Федор Шаляпин, — представился он. — Мой паспорт остался в машине в моем чемодане…
Далее, по одним рассказам, якобы Зелимхан ему не поверил, отобрал одежду и деньги. Но Шаляпин настаивал на том, что его ждут в Тифлисе. И тогда абрек попросил его спеть. Мастерство артиста произвело огромное впечатление: Зелимхан не только вернул артисту все, но и подарил свой кинжал. По другим свидетельствам, Зелимхан сказал певцу, что слышал о его таланте в Грозненской тюрьме от одного русского. После чего Шаляпин исполнил на русском языке чеченскую песню о доблестном воине Гамзате. Некоторые источники утверждают, что он спел знаменитую «Хасбулат удалой, бедна сакля твоя…». Эхо гор помогало ему. А когда выдающийся бас замолчал и взглянул на Зелимхана, у того в глазах стояли слезы. Абрек якобы попросил артиста никому не рассказывать о его минутной слабости. Певец сдержал слово. Вспомнил об этом случае Шаляпин уже в эмиграции в Париже, когда джигита уже не было в живых.
А Вербицкому горец все же отомстил. К примеру, одним из самых громких дел Зелимхана было нападение в 1910 году на Кизляр. Всякий раз появляясь там, где его не ждали, Зелимхан никогда не действовал исподтишка. Всегда предупреждал противника о своем скором визите, делом убеждал врагов, что он хозяин своего слова. Это бросало в ярость жандармерию и военных. Он предупредил офицера о том, что собирается ограбить Кизлярский банк, сообщив о времени нападения. Зелимхана и его отряд поджидала засада. Но абреки ограбили казначейство, переодевшись казаками. И скрылись, не потеряв ни одного человека. Это было прямым оскорблением власти и демонстрацией его полного бессилия.
По аулам ходили легенды о том, как Зелимхан помог людям в беде, например подарив многодетной вдове отличную пахотную лошадь. Если говорить по подробнее про лошадь подаренную женщине Зелимханом, то эта была русская женщина, она по весне выпросила старую клячу у односельчанина, что бы вспахать поле для засева, обещав рассчитаться с хозяином лошади в счёт будущего урожая. Лошадь не могла тянуть соху и тут проезжал мимо Зелимхан, ведя на поводке вторую лошадь. И он подарил эту лошадь той русской женщине и наказал, что если придёт к ней старшина села и будет расспрашивать про лошадь, что бы она сказала ему про него, как подарок от Зелимхана. Этот рассказ поведала в 70-х годах дочь этой женщины, которая была с матерью на поле и все видела и слышала сама.
Следует отметить, что связь с революционным движением в России Зелимхан все-таки установил, но через анархистов. В 1911 году абрека разыскали студенты-анархисты из Ростова-на-Дону встретились и со знаменитым абреком. От них он узнал что «царь не только чеченцам зло делает». Студенты подробно рассказали о той борьбе, которую ведут рабочие и крестьяне по всей России. Зелимхан с сочувствием и поддержкой отнесся к гостям. Они расстались друзьями и соратниками. Студенты вручили Зелимхану красно-чёрный флаг, четыре бомбы и печать, на которой было написано «Группа кавказских горных террористов-анархистов. Атаман Зелимхан». С этого момента Зелимхан скреплял свои послания и ультиматумы этой печатью.
Зелимхан был просто неуловим и выбирался из самых трудных ситуаций. В октябре 1911 года ему удалось бежать из окруженного села Сунженское, а в декабре того же когда он умудрился бежать из окруженной пещеры. Причина того, что абрека не могли поймать в течение долгих лет была в том, что крестьяне и беднота его всегда укрывали. Любое село почитало за честь приютить Зелимхана, несмотря на то, что селу за это грозили жестокие репрессии.
Неуловимость Зелимхана в течение многих лет (с 1901 по 1913 гг.) стяжала ему, как сообщалось в донесениях в Санкт-Петербург, «…славу среди туземцев, а громкие успехи сделали его народным героем». О Зелимхане в этой связи слагались песни, и в нагорных селениях Чечни ему даже было присвоено прозвище «наместника гор», как бы в противовес наместнику его императорского величества на Кавказе.
Абречество имело массовую поддержку среди горцев и, отражало недовольство народов Северного Кавказа национальным гнётом. Отряд Зелимхана начал фактически партизанскую войну против властей. Против него были брошены отряды регулярной армии. В селах, которые укрывали абреков, проводились жестокие «зачистки». Начались преследования родственников Зелимхана: тем временем, в «зачистках» были убиты его брат и отец, арестованы его жена и дети. штрафы за укрывательство налагались на целые сёла. За голову Зелимхана царская администрация назначила большую награду, которая все время росла на протяжении 13 лет, пока Зелимхан был для властей неуловим. На поимку Гушмазукаева на протяжении ряда лет отправлялись многочисленные экспедиции. Главное — для многих чеченцев Зелимхан был кровным врагом.
За его голову была обещана награда 18000 рублей (корова тогда стоила 10 рублей). Целый ряд чеченских аулов был обложен большими штрафами за укрывательство абрека, несколько селений пострадало от карательных экспедиций, но никто из крестьян Зелимхана не выдал. Ничто не смогло сломить Зелимхана и он продолжал свою борьбу.
Жизнь абрека, постоянное напряжение физических и моральных сил, сказались на здоровье Зелимхана. Абрек был болен, но пути назад уже не было. Только лишь в 1913 г. нашёлся предатель, который сообщил властям о его местонахождении.
Так же в своей книге: «Воспоминания об абреке Зелимхане» Муса Бакаров рассказывает что, собирая и исследуя сведения об этом отважном харачоевце, ему доводилось слышать от некоторых людей: «Оставь ты этого Зелимхана! Он же был бандитом, зачем тебе он нужен?!».
Он пишет: — «В те годы я не знал, что еще в 1930 году вышла документальная повесть осетинского писателя Дзахо Гатуева «Зелимхан», что классик чеченской литературы Магомет Мамакаев еще в пору своей молодости задумал написать книгу о Зелимхане (его роман «Зелимхан» выйдет намного позже – в 1968 году). И тогда я рассказал своему семидесятипятилетнему отцу Усману Бакарову о своем желании установить правду о Зелимхане, так как находятся люди, которые считают его злоумышленником. Отец рассказал мне, что в хуторе Октябрьском1 проживает один старец, которому больше ста лет. Он, как никто другой, знает о Зелимхане все и расскажет о нем только правду. «Вот к нему и обратимся», – сказал отец. И еще добавил, что в свое время Саид (так звали старца) отсидел вместе с семьей три года за укрывательство Зелимхана.
И вот в майские праздники 1961 года мы с отцом посетили этого старца – Саида Гумхаджиева, нас сопровождал еще Магомед Чолтаев из селения Махкеты. Плохо видящий старец лежал, прикованный к постели, а его преклонных лет жена, несмотря на возраст, суетилась по дому. После обмена традиционными приветствиями отец обратился к старцу: – Саид, рассказывают, что ты из-за Зелимхана три года находился в ссылке в Сибири. Некоторые считают его отважным, как никто другой, борцом за справедливость, другие же, наоборот, – обыкновенным бандитом. Я знаю, что ты скажешь только правду. Если тебя не затруднит, расскажи нам о Зелимхане!.. Начав с воспоминаний Саида Гумхаджиева, я настолько увлекся поисками людей, хоть что-нибудь знавших о жизни и борьбе абрека Зелимхана, что сложилась более-менее цельная картина о народном мстителе и герое. Каждый из этих рассказов я по свежим следам подробно записывал и складывал, как говорится, в ящик стола. И никому не показывал, ибо хрущевская оттепель сменилась иной политикой. В результате абрек Зелимхан в исторической науке постепенно превращался из борца за справедливость в обычного бандита. Но, несмотря на это, я продолжал по крупицам собирать осколки памяти очевидцев и современников Зелимхана Харачоевского и в благодатные в некотором смысле годы так называемой перестройки конца 80-х решил вынести на суд читателей то, что успел и смог собрать: начал публиковать в веденской районной газете «Колхозан дахар» («Колхозная жизнь») воспоминания об абреке Зелимхане, которые, в конечном счете, сложились в настоящую книгу.
1.Рассказывает Саид, сын Гумхаджи
– Это было в самую холодную пору зимы. Зелимхану, как оказалось, оставалось прожить на земле всего три года. Как-то вечером я ухаживал за лошадью и быком, когда меня окликнули с улицы:– Саид, выйди! Перед домом стоял всадник с запасной оседланной лошадью. Со взмыленных от пота лошадей валили клубы пара. «Неспроста ты приехал, да еще с запасной лошадью», – подумалось мне. Открыв калитку и подойдя ближе, я узнал во всаднике Али, сына Заки из Харачоя. – Ты, смотрю, неспроста приехал? – спросил я его.
– Да, – был ответ, – неспроста. Сегодня третий день, как Зелимхан скрывается у нас в горах в пещере, подходы к которой оцеплены тройным кольцом солдат. Никто не осмеливается зайти в эту пещеру. Всех самых уважаемых жителей Харачоя начальник Веденского округа держит под стражей. Среди них Абдулхаджи – сын Киби, Зайпулла – сын Гонуки, Хаджи Атабай – сын Аласхи и другие. К тому же начальнику стало известно, что ты в доверительных отношениях с Зелимханом, чем кто-либо другой из харачоевцев. Поэтому, если ты сейчас не поедешь со мной, стражники принудительно доставят тебя к нему.
– Да отсохнет язык у того, кто назвал мое имя! – с тихой яростью процедил я. Не возвращаясь в дом, в своей грязной одежде для хлева я взобрался на запасного коня и поскакал с Али в горы.
Генерал полулежал в тулупе на расстеленной на сене бурке у большого костра. Он приподнялся, подал мне руку и повел свою речь, стоящий рядом с ним толмач переводил:
– Я узнал, что находящийся сегодня у меня в «кармане» враг государя абрек Зелимхан не доверяет никому из харачоевцев так, как тебе. Сходи в пещеру и расскажи ему обо всем, что здесь делается. Посмотри: вокруг пещеры кольцо тройного оцепления, состоящего из сотен солдат, казаков и охотников. Вон там стоят две бочки с керосином, чтобы выкурить его из пещеры. Наместник сообщил, что ночью к нам прибудет подкрепление еще из нескольких сотен штыков. Расскажи ему обо всем, как есть, и пусть твой друг лучше сдастся живьем, если не хочет, чтобы я разделал его на мелкие кусочки!
Я не мог возразить начальнику округа. Но чтобы мои односельчане знали, что я в курсе того, что меня сдали они же, ответил: – Зелимхан и мои стоящие здесь односельчане знают, что я ни при каких обстоятельствах не стану доносить на кого бы то ни было. Даже под угрозой оказаться между мельничными жерновами! Тот, кто осведомил вас обо мне, рассчитывал, наверное, на вашу благосклонность и особые привилегии. Я вынужден подчиниться вашей воле и готов исполнить ее. – Иди! – сказал генерал, похлопав меня по спине и слегка подтолкнув, но затем крикнул: – Стой! – и подозвал к себе толмача: – Иди, продемонстрируй ему всю нашу силу. Толмач, пока показывал мне внушительное войско, которое подтянули сюда, и другие приготовления, добавил от себя: – Он, как лиса, задохнется там в дыму, и его мертвого выволокут из пещеры. Лучше пусть он живым сдастся. Это зависит и от тебя… С тяжелым сердцем, неохотно поднялся я к пещере и стал громко звать: – Зелимхан! Зелимхан! В ответ, словно львиное рычание, донеслось: – Стоять! Кто ты?! – Я Саид, сын Гумхаджи! – отозвался я. – Иди, иди сюда! – радостно встретил меня Зелимхан, отставив в сторону сноп осоки, которым закрывал вход в пещеру, и повел внутрь.
Я увидел разложенные курдюк, краюшку хлеба, сосуд из небольшой полой тыквы с водой, холодное и огнестрельное оружие; тут же на обрубке бревна, приспособленного для изголовья, лежала черная бурка, которой Зелимхан укрывался. – Ты для меня самый дорогой гость. Говори, с чем пришел! – начал он. – С горькой вестью пришел я, Зелимхан, горестнее и не может быть на свете. По словам генерала, сегодня вот уже третий день, как подступы к пещере заблокированы и окружены тройным кольцом солдат. По чьей-то наводке к нему доставили сейчас и меня, как самого надежного и близкого тебе человека. К пещере подвезены солома на двух санях и две бочки с керосином. Кроме того, в рядах, осаждающих пещеру, находятся три вооруженных человека из числа твоих личных врагов. Сегодня ночью, как сообщил генералу наместник, должно подойти дополнительное воинское подкрепление еще из сотен человек.
Зелимхан выслушал меня совершенно спокойно, без малейшей тени тревоги, и начал задавать мне совершенно неподходящие к создавшейся ситуации вопросы, касающиеся моей семьи и хозяйства, вплоть до заготовленного сена. Поинтересовался, не подрос ли Аббаз, справился о его здоровье и здоровье его матери, хозяйки моего дома. Можно было подумать, что я пришел к нему в гости совсем при других, не вызывающих тревогу, обстоятельствах. Он не выглядел растерянным. Я очень удивился его хладнокровию и спокойствию. – Саид, что я должен сделать, по-твоему? – спросил Зелимхан. – Пойдем со мной к ним, – попросил я его. Зелимхан ответил коротко: – Знаешь, Саид, что ты должен сказать генералу? Пусть он доставит мне сюда в пещеру письмо с подписью и печатью главного наместника в Тифлисе. Я подожду здесь, пока он не доставит его; как только он сделает это, я выйду к нему. В этом письме наместник должен взять на себя обязательство освободить из-под стражи всех заключенных, которые по той или иной причине сидят из-за меня и моих товарищей. Во-вторых, в письме должно быть заявлено, что у богатых и бедных одинаковые права. Вот тогда я и мои товарищи готовы будем выполнить их требования!
Генерал вскипел, когда я передал ему требования Зелимхана. Он повелел мне немедленно вернуться к Зелимхану и передать ему следующее: «Ты, как лисенок, у меня в кармане! Или я тебя поймаю, или вместе с тобой отправлю в поднебесье эти гранитные скалы!» Было явно, что в случае поимки Зелимхана он надеется на свое продвижение по карьерной лестнице. Беспокоило его и то, что благодаря его обещаниям поймать Зелимхана живым израсходовано немало денег из государственной казны и их надо было оправдать.
Нехотя, в ужасном расположении духа я возвратился в пещеру. Передал Зелимхану слова генерала, сменив их жесткий тон на более мягкий; добавил от себя, что тот обещает не применять физического насилия и сохранить ему жизнь, ограничившись четырьмя-пятью годами тюрьмы
– А письмо он дает? – спросил Зелимхан. – Нет. Он дает нам слово.
– Эти слова, Саид, мы слышали много раз. Они похожи на обещания, которые голодный волк дает овце. Давай не будем больше говорить о том, чему не бывать.
Зелимхан громко засмеялся и продолжил: – Знаешь, Саид, что ты должен сказать этому большому начальнику? Ты ему скажи, что он не поймает меня, если даже призовет на помощь всю армию царской России! Пусть он остерегается меня! Одного офицера, который преследовал меня, я трижды (!) просил не трогать людей, не издеваться над невинными, не произносить угрожающих речей; обещал убить его, если не послушается меня. Но он не внял моим просьбам. Мне пришлось его убить. Я убью и генерала, если он не снимет оцепление!
Я снова стал уговаривать Зелимхана не губить себя и сдаться. Сказал, что у меня и у наших родственников есть более тысячи голов овец, свыше ста голов крупной скотины, которые мы продадим, чтобы вырученные деньги использовать на смягчение его наказания.
– Хорошо, Саид, – сказал Зелимхан. – Тебе достаточно того, что я уйду отсюда невредимым, а утренний намаз совершу на холодной речке, расположенной на нашей с макажоевцами границе? Когда я буду уходить, дважды выстрелю; звук выстрела моей винтовки генерал знает. После этого не пройдет много времени, как он отпустит всех участвовавших в оцеплении, не станет держать их на холоде. И еще. Виноват я, не виноват, но, если среди тех трех моих врагов, о которых ты упомянул, находится Хаджи, передай ему мои слова: «Ты видишь этот день». А с генералом я буду иметь разговор у него дома или же постараюсь встретиться с ним на дороге, ведущей в Грузию. – Всевышним тебя заклинаю: скажи, брат мой, каким образом ты надеешься выйти из этого трудного положения? – спросил я с недоумением.
– Конечно, Саид, я не шейх, как ты знаешь, – ответил Зелимхан, пытаясь успокоить меня. – Вчера ночью я, очень уставший, прилег отдохнуть (кто мог знать о моем месте нахождения?) и заснул. Во сне явился ко мне отец Гушмаца и говорит: «Ну, что, сын? Ты не растерян? Ты знаешь, что тебя окружили?» Я тут же проснулся, направился к выходу из пещеры и четыре раза выстрелил из своей пятизарядной винтовки в четыре стороны. В ответ вокруг раздались оружейные залпы и началась оживленная стрельба; вот тогда я и понял, что окружен. Если отпущенное мне Всевышним время истекло, тогда мне не уйти, конечно. Сомнений в том, что когда-нибудь мы покинем этот мир, нет, но если мы сделаем это недостойно, нашим детям придется из-за нас краснеть перед людьми.
– Ты потерял отца, двух братьев, надежных и верных друзей. Я знаю, что ты выходил с честью из многих переделок, когда за тобой охотились, делали на тебя облавы. А в такую тяжелую ситуацию, как сегодня, ты попадал когда-нибудь? – спросил я Зелимхана.
– Нет, ни в ту ночь, когда я совершил побег из тюрьмы, проделав за месяц отверстие в каменной стене, ни в ночь, когда окружили село Старая Сунжа, ни в день, когда были убиты в джугуртинском лесу под Бачи-Юртом мои отец, брат и друг, ни в день, когда мою семью увозили в горы Ингушетии, мне не было так неимоверно тяжело, как в тот день, когда я не смог в полной мере выполнить просьбу плачущей навзрыд молодой женщины, которую я встретил в мелхистинском лесу.
Как-то, получив одобрение своих товарищей, я решил проведать свою семью в Ингушетии, для чего выбрал кратчайший путь через лес. По дороге я наткнулся на громко рыдающую молодую женщину. Сначала попросив у меня прощения за слезы, она стала умолять меня помочь по-братски в ее беде и рассказала, что двое неизвестных только что силой отобрали у нее пяти-шестимесячное дитя и исчезли в лесу, бросившись вниз по склону.
На коне я не смог бы спуститься по этому склону, поэтому я оставил лошадь с женщиной и бросился догонять беглецов по их следам на инее. У небольшой поляны я догнал их и окликнул:
– Эй, вы двое, положите младенца и убирайтесь!
– Какое твое дело? – грубо ответил один из них.
Я рассказал им о мольбе матери ребенка, но это их не тронуло. Трижды именем Бога попросил я их вернуть малыша, потом поклялся убить их обоих, если они не отдадут его. Однако моя угроза не подействовала на них. Один, словно мяч, подбросил вверх тельце младенца, а другой взмахом сабли разрубил его надвое, и они побежали, чтобы скрыться, но я уложил их обоих наповал. Когда я, завернув в свой башлык, отнес матери разрубленное на две половинки тельце ее малыша, мне было, как никогда в жизни, невыносимо горько, закончил свой рассказ Зелимхан, отвечая на мой вопрос.
Зная, что на улице холодно, а у костров места хватало только офицерам, я не торопился покидать пещеру; не похоже было и на то, что Зелимхан хотел бы, чтобы я уходил. Вот так за нашим разговором наступила полночь.
– Саид, спасибо тебе, что пришел ко мне в гости. Ты можешь идти, а я хочу немного отдохнуть. Если генерал спросит тебя, почему так долго находился в пещере, скажи ему, что я не отпускал тебя…
Я не стал говорить генералу об угрозе абрека убить его, сказал ему только, что Зелимхан отказывается сдаваться живым. До рассвета оставалось совсем немного времени, я очень замерз, как и все люди, находившиеся здесь.
Вспомнив о поручении Зелимхана, касающемся Хаджи, подошел к нему и сказал:
– Хаджи, Зелимхан просил тебе передать следующие слова: «Хаджи, ты видишь этот день!» Он тут же встал и позвал двух своих спутников:
– Пошли отсюда! Все кончилось! Да поможет Зелимхану Всевышний! – и они ушли втроем.
Когда до рассвета оставалось совсем ничего, в районе пещеры наверху неожиданно прозвучали два выстрела. Тут же началась беспорядочная ответная стрельба. Тысячи пуль полетели в сторону Зелимхана, а он стоял в своей бурке и папахе как ни в чем не бывало. Вдруг он сорвался с горы, а его тело, подсвечиваемое вспышками винтовочных выстрелов, ударяясь о выступы скал, полетело вниз и скрылось из виду.
– Ура-а-а!!! Бе-е-ей! – завопил генерал.
Он ринулся в ущелье по склону вниз, чтобы посмотреть на тело убитого абрека. Через некоторое время солдаты на руках подняли генерала наверх – у него прихватило сердце. А все потому, что вместо разбившегося Зелимхана он увидел… обрубок бревна, на который была натянута бурка абрека! Многие, в том числе солдаты, обрадовались такому развитию событий.
Когда генерала привели в чувство, он зарыдал, как женщина. И его можно было понять: подгоняемый желанием продвинуться по службе, он, оказывается, послал телеграммы во Владикавказ, Тифлис и Петербург с сообщением о том, что Зелимхан у него в руках; теперь же его понизят по службе! Хуже того, он знал, что Зелимхан уничтожает таких, как он. Несмотря на то что, уходя, Зелимхан оставил отчетливые следы, ни дагестанский офицер Муртаз-Али, ни полковник Вербицкий не стали его преследовать.
Меня с семьей отправили в Сибирь в бессрочную ссылку, как будто Зелимхан ушел из осажденной пещеры по моей вине. Но через три года после описываемых событий «близкие люди» Зелимхана подло напоили его ядом и убили. А нас отпустили – рассказал он.
26 сентября (по старому календарю) 1913 г. на хуторе близ Шали был окружен дом, в котором находился тяжелобольной абрек. Старый (не по количеству прожитых лет – ему только-только перевалил четвертый десяток, – а по состоянию души), немощный и больной, похоронивший за столь долгие тринадцать лет абречества убитыми отца, двух братьев, самых верных своих друзей и товарищей, потерявший родной кров и лишенный всякой возможности мирной и спокойной жизни, с неизбывной тоской по своей семье – жене, двум сыновьям и двум дочерям, покинутый всеми и оставшийся в полном одиночестве, Зелимхан, сын Гушмазуки из Харачоя, читая самому себе отходную молитву – суру «Ясин», – вступит в свой последний бой с карателями Дагестанского конного полка под командованием поручика Георгия Кибиров
Получив предательский выстрел, Зелимхан долго отстреливался, тяжело ранил Кибирова и несколько всадников, однако на рассвете был убит в ходе продолжительной перестрелки. Легендарного Зелимхана Гушмазукаева похоронили 27 сентября на одном из кладбищ города Шали (Дала гIазот къобал дойла цуьна).
После революции 1917 года Зелимхан почитался как герой национально-освободительной борьбы, выразитель интересов горской бедноты каким он и был. О нем было написано несколько книг, а киностудия «Восток-кино» сняла о подвигах Зелимхана немой фильм.
В книге Мусы Бакарова «Воспоминания об абреке Зелимхане», отрывки из которой, мы используем для описания этого текста, есть много интересных фактов из жизни абрека. В истории чеченского народа один из лучших его сыновей показан не со страниц литературно-художественного произведения и не в сказаниях народного эпоса, в коих вымысел порой преобладает над правдой: Зелимхан Харачоевский предстает перед читателем во всей той исторической достоверности, что донесла до Бакарова память людей, которых ему посчастливилось интервьюировать и которые знали народного героя лично. Рассказы переданы от достоверных источников, живших в эпоху абречества Зелимхана и его детей. Каждый рассказ можно читать с замиранием души, с большим чувством гордости.
Центр села — под обрывом с угрожающе повисшим камнем:
С камня течёт водопад Девичья коса:
А под ним с 2009 года стоит мемориал абреку, которого в разных местах называют то Зелимхан Гашмазукаев (по отцу), то Зелимхан Харачоевский, то попросту «чеченский Робин Гуд»:
Зелимха́н Гушмазука́ев или Зелимха́н Харачо́евский (январь 1872 года — 26 сентября 1913 года) — известный чеченский абрек. Родился в селе Харачой Грозненского округа, Терской области (ныне Веденский район Чеченской республики).
Как рассказывает в своей книге «Воспоминания об абреке Зилемхане» Муса Бакаров: харачоевские мальчишки в свободное время, разбившись на две группы (правобережные и левобережные), постоянно устраивали разные забавы, соревновались в перетягивании каната, в поднятии тяжестей, в борьбе и в других состязаниях. Если Зелимхан участвовал в этих играх, то его команда с правобережной стороны непременно побеждала. Зелимхан, с мальчишеских лет, отличающийся от своих сверстников смелостью, мужеством и справедливостью, защищал слабых и беззащитных. Он был физически сильным, стройным и красивым парнем, и его уважали как в своем, так и в соседних с Харачоем аулах. Не мог терпеть обмана, лицемерия, трусости, подхалимства и заискивания перед богатыми и чиновниками, уважал честных и совестливых.
Зелимхан жил в одну из самых спокойных для Чечни эпох — на рубеже 19-20 столетий. Тогда война свелась к разбойничьим бандам, а главным чеченцем слыл нефтяной магнат Тапа Чермоев, сын российского генерала Арзу. Вот и Зелимхан, зажиточный селянин с тучными стадами, мельницей и пасекой в сотню ульев вовсе не собирался бросать всё и уходить в леса. По словам самого Зелимхана, он происходил из зажиточной семьи, имел крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, мельницу и большую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. В 1901 году Зелимхан уже был семейным человеком и не помышлял о судьбе абрека.
Однако в 1901 году стать абреком Зелимхана вынудили трагические обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться: незаслуженное обвинение в убийстве и последующее заключение в тюрьму. Попытка женить младшего брата Солтамурада привела к неожиданному конфликту: родственники девушки отдали её за другого молодого парня. Стычка между молодыми людьми из соперничающих фамилий привели к гибели родственников Зелимхана. В ответ был убит человек из враждебной фамилии. Несмотря на то, что между сторонами состоялось примирение, власти стали производить дознание. Начальник участка, получивший взятку за ложное обвинение, указал на Зелимхана, его отца и двух братьев. Таким образом, было найдено юридическое основание для того, чтобы взять под арест самого Зелимхана и его родственников.
24 мая 1901 года за осуществление акта кровной мести он был осужден на 3,5 года в исправительные арестантские отделения и сослан в Илецкую защиту. Летом 1901 г. был возвращен в Грозный для пересмотра судебного решения, после чего заключен в Грозненскую тюрьму. Этим же летом он совершил побег и стал активным участником абреческого движения. После побега из тюрьмы Зелимхан некоторое время скрывается в родных местах и начинает бороться с несправедливостью — он объявляет власти непримиримую войну.
Личность Зелимхана Харачоевского широко известна на Кавказе и в России, благодаря своим подвигам, мужеству, бесстрашию и благородству: Абреки, не желая мириться с несправедливостью и произволом, брались за оружие. Действуя в одиночку или небольшими группами, они мстили царизму за себя, своих родственников и свой народ: убивали царских чиновников, грабили банки, казённые учреждения, богатых жителей. Отобранные деньги и ценности абреки нередко распределяли среди бедных крестьян.
Поначалу банда Зелимхана не отличалась от прочих, но наибольшая активность Зелимхана началась с начала революции 1905 года, в которой он, как и другие абреки, принял активное участие. Начиная с весны 1905 года, в Чечне и Ингушетии поднимается волна крестьянских выступлений. Крестьяне изгоняли назначаемых властями чиновников, захватывали частные и казенные земли, отказывались платить налоги и выполнять повинности. Выступления крестьян, которые продолжились и в 1906 году, приняли наибольший размах в Веденском районе, на родине Зелимхана. Отважные действия абрека Зелимхана вдохновляли крестьянские массы на борьбу и сыграли большую роль в том, с каким упорством крестьяне отказывались повиноваться колониальным властям. Однако большевикам так и не удалось установить контакт с Зелимханом, о чём они, конечно, впоследствии очень сожалели, ведь из Зелимхана мог получиться ещё один Котовский.
Несомненно, Зелимхан не был лишен определённых качеств организатора, патерналистского притяжения для сподвижников и в какой-то мере благородства. Он ценил мужество и в отдельных случаях, восхищаясь храбростью русских офицеров, преследовавших его отряды, проявлял великодушие даже к ним, если они при каких-либо обстоятельствах попадали к нему в плен. Соблюдая, в обращении с ними вековые обычаи горского гостеприимства, он оставлял им личное оружие во время бесед и оберегал от своих, не допуская расправы. Также великодушно он относился и к горской бедноте, невзирая на национальность и вероисповедание обездоленного. Что в преданиях о нём правда, что красивый вымысел — теперь трудно сказать. Причём таким он оказывал всяческое содействие, покровительствовал и защищал их. Объектом же своей мести Зелимхан всегда выбирал офицеров и представителей власти, которые проявляли необузданную прыть в угнетении народа. Так, в октябре 1905 года в отместку за 17 расстрелянных войсками на Грозненском базаре мирных жителей он расстрелял такое же количество пассажиров-офицеров из остановленного им поезда. Зелимхан искренне верил, что только месть могла угомонить распоясавшихся преступников, пользующихся вседозволенностью и безнаказанностью.
Чтобы прослыть Робин Гудами, достаточно было грабить только чужаков, и вот уже для своего народа Зелимхан из главаря банды грабителей превратился в мстителя-одиночку, «наместника гор».
В последствии абрек в письме на имя председателя III Государственной Думы Н.А. Хомякова писал «Я знаю, дело мое кончено, вернуться к мирной жизни мне невозможно, пощады и милости тоже я не жду ни от кого. Но для меня было бы большим нравственным удовлетворением, если бы народные представители знали, что я не родился абреком, не родились ими также мой отец и брат и другие товарищи.»
С властями он и в правду боролся, в апреле 1906 года он убил начальника Грозненского округа подполковника Добровольского, а в 1908 году — начальника Веденского округа полковника Галаева, за то он хотел осуществить антикрестьянские проекты по землеустройству, что вызвало в Чечне массовое недовольство. В январе 1910 — совершил налет на Грозненский вокзал и увёз из кассы 18000 рублей.
Приказом по Терской области властями был сформирован «временный охотничий отряд» во главе с войсковым старшиной Вербицким для уничтожения Зелимхана и его соратников. Вербицкий попал под суд за бездействие и неудачу в поимке Зелимхана. Когда этот отряд на гудермесском базаре избил мирных чеченцев, Зелимхан поклялся отомстить Вербицкому. Он искал его везде, но тот как в воду канул. Наконец, абреку сообщили, что его враг будет ехать по Военно-Грузинской дороге в Тифлис. И Зелимхан с десятком товарищей устроили засаду в Дарьяльском ущелье. По этой дороге всегда ездили на арбах и телегах, но в последние годы появились восьмиместные машины «Бенц». Позволить себе проехать в них могли только состоятельные люди. Зелимхану доложили, что Вербицкий (которого он, правда, не знал в лицо) купил билет на поездку в такой машине.
Сохранились свидетельства, где описывается эта легендарная встреча. Помощники абрека выстрелами остановили «Бенц». В нем сидели три перепуганные женщины и пятеро мужчин. Последних начали выводить по одному «пред очи» Зелимхана, чтобы определить, кто из них Вербицкий. Один из пассажиров оказался православным священником, он молча протянул абреку кошелек, золотые часы и серебряный крест, но тот ничего не взял у него. Зелимхан также отпустил шофера и купца-грузина. Ехавший в Тифлис француз-фокусник продемонстрировал свое ремесло: достал из карманов удивленных разбойников куриные яйца. Ему тоже разрешили вернуться в авто.
Настала очередь элегантного господина лет 40 с гладко выбритым круглым лицом и голубыми глазами. На нем были фетровая шляпа, костюм из темного сукна, черные туфли. Белый плащ висел на левой руке, в правой он держал зонт как трость. Мужчина поклонился.
— Мое имя вам ничего не скажет. Я — артист и певец Федор Шаляпин, — представился он. — Мой паспорт остался в машине в моем чемодане…
Далее, по одним рассказам, якобы Зелимхан ему не поверил, отобрал одежду и деньги. Но Шаляпин настаивал на том, что его ждут в Тифлисе. И тогда абрек попросил его спеть. Мастерство артиста произвело огромное впечатление: Зелимхан не только вернул артисту все, но и подарил свой кинжал. По другим свидетельствам, Зелимхан сказал певцу, что слышал о его таланте в Грозненской тюрьме от одного русского. После чего Шаляпин исполнил на русском языке чеченскую песню о доблестном воине Гамзате. Некоторые источники утверждают, что он спел знаменитую «Хасбулат удалой, бедна сакля твоя…». Эхо гор помогало ему. А когда выдающийся бас замолчал и взглянул на Зелимхана, у того в глазах стояли слезы. Абрек якобы попросил артиста никому не рассказывать о его минутной слабости. Певец сдержал слово. Вспомнил об этом случае Шаляпин уже в эмиграции в Париже, когда джигита уже не было в живых.
А Вербицкому горец все же отомстил. К примеру, одним из самых громких дел Зелимхана было нападение в 1910 году на Кизляр. Всякий раз появляясь там, где его не ждали, Зелимхан никогда не действовал исподтишка. Всегда предупреждал противника о своем скором визите, делом убеждал врагов, что он хозяин своего слова. Это бросало в ярость жандармерию и военных. Он предупредил офицера о том, что собирается ограбить Кизлярский банк, сообщив о времени нападения. Зелимхана и его отряд поджидала засада. Но абреки ограбили казначейство, переодевшись казаками. И скрылись, не потеряв ни одного человека. Это было прямым оскорблением власти и демонстрацией его полного бессилия.
По аулам ходили легенды о том, как Зелимхан помог людям в беде, например подарив многодетной вдове отличную пахотную лошадь. Если говорить по подробнее про лошадь подаренную женщине Зелимханом, то эта была русская женщина, она по весне выпросила старую клячу у односельчанина, что бы вспахать поле для засева, обещав рассчитаться с хозяином лошади в счёт будущего урожая. Лошадь не могла тянуть соху и тут проезжал мимо Зелимхан, ведя на поводке вторую лошадь. И он подарил эту лошадь той русской женщине и наказал, что если придёт к ней старшина села и будет расспрашивать про лошадь, что бы она сказала ему про него, как подарок от Зелимхана. Этот рассказ поведала в 70-х годах дочь этой женщины, которая была с матерью на поле и все видела и слышала сама.
Следует отметить, что связь с революционным движением в России Зелимхан все-таки установил, но через анархистов. В 1911 году абрека разыскали студенты-анархисты из Ростова-на-Дону встретились и со знаменитым абреком. От них он узнал что «царь не только чеченцам зло делает». Студенты подробно рассказали о той борьбе, которую ведут рабочие и крестьяне по всей России. Зелимхан с сочувствием и поддержкой отнесся к гостям. Они расстались друзьями и соратниками. Студенты вручили Зелимхану красно-чёрный флаг, четыре бомбы и печать, на которой было написано «Группа кавказских горных террористов-анархистов. Атаман Зелимхан». С этого момента Зелимхан скреплял свои послания и ультиматумы этой печатью.
Зелимхан был просто неуловим и выбирался из самых трудных ситуаций. В октябре 1911 года ему удалось бежать из окруженного села Сунженское, а в декабре того же когда он умудрился бежать из окруженной пещеры. Причина того, что абрека не могли поймать в течение долгих лет была в том, что крестьяне и беднота его всегда укрывали. Любое село почитало за честь приютить Зелимхана, несмотря на то, что селу за это грозили жестокие репрессии.
Неуловимость Зелимхана в течение многих лет (с 1901 по 1913 гг.) стяжала ему, как сообщалось в донесениях в Санкт-Петербург, «…славу среди туземцев, а громкие успехи сделали его народным героем». О Зелимхане в этой связи слагались песни, и в нагорных селениях Чечни ему даже было присвоено прозвище «наместника гор», как бы в противовес наместнику его императорского величества на Кавказе.
Абречество имело массовую поддержку среди горцев и, отражало недовольство народов Северного Кавказа национальным гнётом. Отряд Зелимхана начал фактически партизанскую войну против властей. Против него были брошены отряды регулярной армии. В селах, которые укрывали абреков, проводились жестокие «зачистки». Начались преследования родственников Зелимхана: тем временем, в «зачистках» были убиты его брат и отец, арестованы его жена и дети. штрафы за укрывательство налагались на целые сёла. За голову Зелимхана царская администрация назначила большую награду, которая все время росла на протяжении 13 лет, пока Зелимхан был для властей неуловим. На поимку Гушмазукаева на протяжении ряда лет отправлялись многочисленные экспедиции. Главное — для многих чеченцев Зелимхан был кровным врагом.
За его голову была обещана награда 18000 рублей (корова тогда стоила 10 рублей). Целый ряд чеченских аулов был обложен большими штрафами за укрывательство абрека, несколько селений пострадало от карательных экспедиций, но никто из крестьян Зелимхана не выдал. Ничто не смогло сломить Зелимхана и он продолжал свою борьбу.
Жизнь абрека, постоянное напряжение физических и моральных сил, сказались на здоровье Зелимхана. Абрек был болен, но пути назад уже не было. Только лишь в 1913 г. нашёлся предатель, который сообщил властям о его местонахождении.
Так же в своей книге: «Воспоминания об абреке Зелимхане» Муса Бакаров рассказывает что, собирая и исследуя сведения об этом отважном харачоевце, ему доводилось слышать от некоторых людей: «Оставь ты этого Зелимхана! Он же был бандитом, зачем тебе он нужен?!».
Он пишет: — «В те годы я не знал, что еще в 1930 году вышла документальная повесть осетинского писателя Дзахо Гатуева «Зелимхан», что классик чеченской литературы Магомет Мамакаев еще в пору своей молодости задумал написать книгу о Зелимхане (его роман «Зелимхан» выйдет намного позже – в 1968 году). И тогда я рассказал своему семидесятипятилетнему отцу Усману Бакарову о своем желании установить правду о Зелимхане, так как находятся люди, которые считают его злоумышленником. Отец рассказал мне, что в хуторе Октябрьском1 проживает один старец, которому больше ста лет. Он, как никто другой, знает о Зелимхане все и расскажет о нем только правду. «Вот к нему и обратимся», – сказал отец. И еще добавил, что в свое время Саид (так звали старца) отсидел вместе с семьей три года за укрывательство Зелимхана.
И вот в майские праздники 1961 года мы с отцом посетили этого старца – Саида Гумхаджиева, нас сопровождал еще Магомед Чолтаев из селения Махкеты. Плохо видящий старец лежал, прикованный к постели, а его преклонных лет жена, несмотря на возраст, суетилась по дому. После обмена традиционными приветствиями отец обратился к старцу: – Саид, рассказывают, что ты из-за Зелимхана три года находился в ссылке в Сибири. Некоторые считают его отважным, как никто другой, борцом за справедливость, другие же, наоборот, – обыкновенным бандитом. Я знаю, что ты скажешь только правду. Если тебя не затруднит, расскажи нам о Зелимхане!.. Начав с воспоминаний Саида Гумхаджиева, я настолько увлекся поисками людей, хоть что-нибудь знавших о жизни и борьбе абрека Зелимхана, что сложилась более-менее цельная картина о народном мстителе и герое. Каждый из этих рассказов я по свежим следам подробно записывал и складывал, как говорится, в ящик стола. И никому не показывал, ибо хрущевская оттепель сменилась иной политикой. В результате абрек Зелимхан в исторической науке постепенно превращался из борца за справедливость в обычного бандита. Но, несмотря на это, я продолжал по крупицам собирать осколки памяти очевидцев и современников Зелимхана Харачоевского и в благодатные в некотором смысле годы так называемой перестройки конца 80-х решил вынести на суд читателей то, что успел и смог собрать: начал публиковать в веденской районной газете «Колхозан дахар» («Колхозная жизнь») воспоминания об абреке Зелимхане, которые, в конечном счете, сложились в настоящую книгу.
1.Рассказывает Саид, сын Гумхаджи
– Это было в самую холодную пору зимы. Зелимхану, как оказалось, оставалось прожить на земле всего три года. Как-то вечером я ухаживал за лошадью и быком, когда меня окликнули с улицы:– Саид, выйди! Перед домом стоял всадник с запасной оседланной лошадью. Со взмыленных от пота лошадей валили клубы пара. «Неспроста ты приехал, да еще с запасной лошадью», – подумалось мне. Открыв калитку и подойдя ближе, я узнал во всаднике Али, сына Заки из Харачоя. – Ты, смотрю, неспроста приехал? – спросил я его.
– Да, – был ответ, – неспроста. Сегодня третий день, как Зелимхан скрывается у нас в горах в пещере, подходы к которой оцеплены тройным кольцом солдат. Никто не осмеливается зайти в эту пещеру. Всех самых уважаемых жителей Харачоя начальник Веденского округа держит под стражей. Среди них Абдулхаджи – сын Киби, Зайпулла – сын Гонуки, Хаджи Атабай – сын Аласхи и другие. К тому же начальнику стало известно, что ты в доверительных отношениях с Зелимханом, чем кто-либо другой из харачоевцев. Поэтому, если ты сейчас не поедешь со мной, стражники принудительно доставят тебя к нему.
– Да отсохнет язык у того, кто назвал мое имя! – с тихой яростью процедил я. Не возвращаясь в дом, в своей грязной одежде для хлева я взобрался на запасного коня и поскакал с Али в горы.
Генерал полулежал в тулупе на расстеленной на сене бурке у большого костра. Он приподнялся, подал мне руку и повел свою речь, стоящий рядом с ним толмач переводил:
– Я узнал, что находящийся сегодня у меня в «кармане» враг государя абрек Зелимхан не доверяет никому из харачоевцев так, как тебе. Сходи в пещеру и расскажи ему обо всем, что здесь делается. Посмотри: вокруг пещеры кольцо тройного оцепления, состоящего из сотен солдат, казаков и охотников. Вон там стоят две бочки с керосином, чтобы выкурить его из пещеры. Наместник сообщил, что ночью к нам прибудет подкрепление еще из нескольких сотен штыков. Расскажи ему обо всем, как есть, и пусть твой друг лучше сдастся живьем, если не хочет, чтобы я разделал его на мелкие кусочки!
Я не мог возразить начальнику округа. Но чтобы мои односельчане знали, что я в курсе того, что меня сдали они же, ответил: – Зелимхан и мои стоящие здесь односельчане знают, что я ни при каких обстоятельствах не стану доносить на кого бы то ни было. Даже под угрозой оказаться между мельничными жерновами! Тот, кто осведомил вас обо мне, рассчитывал, наверное, на вашу благосклонность и особые привилегии. Я вынужден подчиниться вашей воле и готов исполнить ее. – Иди! – сказал генерал, похлопав меня по спине и слегка подтолкнув, но затем крикнул: – Стой! – и подозвал к себе толмача: – Иди, продемонстрируй ему всю нашу силу. Толмач, пока показывал мне внушительное войско, которое подтянули сюда, и другие приготовления, добавил от себя: – Он, как лиса, задохнется там в дыму, и его мертвого выволокут из пещеры. Лучше пусть он живым сдастся. Это зависит и от тебя… С тяжелым сердцем, неохотно поднялся я к пещере и стал громко звать: – Зелимхан! Зелимхан! В ответ, словно львиное рычание, донеслось: – Стоять! Кто ты?! – Я Саид, сын Гумхаджи! – отозвался я. – Иди, иди сюда! – радостно встретил меня Зелимхан, отставив в сторону сноп осоки, которым закрывал вход в пещеру, и повел внутрь.
Я увидел разложенные курдюк, краюшку хлеба, сосуд из небольшой полой тыквы с водой, холодное и огнестрельное оружие; тут же на обрубке бревна, приспособленного для изголовья, лежала черная бурка, которой Зелимхан укрывался. – Ты для меня самый дорогой гость. Говори, с чем пришел! – начал он. – С горькой вестью пришел я, Зелимхан, горестнее и не может быть на свете. По словам генерала, сегодня вот уже третий день, как подступы к пещере заблокированы и окружены тройным кольцом солдат. По чьей-то наводке к нему доставили сейчас и меня, как самого надежного и близкого тебе человека. К пещере подвезены солома на двух санях и две бочки с керосином. Кроме того, в рядах, осаждающих пещеру, находятся три вооруженных человека из числа твоих личных врагов. Сегодня ночью, как сообщил генералу наместник, должно подойти дополнительное воинское подкрепление еще из сотен человек.
Зелимхан выслушал меня совершенно спокойно, без малейшей тени тревоги, и начал задавать мне совершенно неподходящие к создавшейся ситуации вопросы, касающиеся моей семьи и хозяйства, вплоть до заготовленного сена. Поинтересовался, не подрос ли Аббаз, справился о его здоровье и здоровье его матери, хозяйки моего дома. Можно было подумать, что я пришел к нему в гости совсем при других, не вызывающих тревогу, обстоятельствах. Он не выглядел растерянным. Я очень удивился его хладнокровию и спокойствию. – Саид, что я должен сделать, по-твоему? – спросил Зелимхан. – Пойдем со мной к ним, – попросил я его. Зелимхан ответил коротко: – Знаешь, Саид, что ты должен сказать генералу? Пусть он доставит мне сюда в пещеру письмо с подписью и печатью главного наместника в Тифлисе. Я подожду здесь, пока он не доставит его; как только он сделает это, я выйду к нему. В этом письме наместник должен взять на себя обязательство освободить из-под стражи всех заключенных, которые по той или иной причине сидят из-за меня и моих товарищей. Во-вторых, в письме должно быть заявлено, что у богатых и бедных одинаковые права. Вот тогда я и мои товарищи готовы будем выполнить их требования!
Генерал вскипел, когда я передал ему требования Зелимхана. Он повелел мне немедленно вернуться к Зелимхану и передать ему следующее: «Ты, как лисенок, у меня в кармане! Или я тебя поймаю, или вместе с тобой отправлю в поднебесье эти гранитные скалы!» Было явно, что в случае поимки Зелимхана он надеется на свое продвижение по карьерной лестнице. Беспокоило его и то, что благодаря его обещаниям поймать Зелимхана живым израсходовано немало денег из государственной казны и их надо было оправдать.
Нехотя, в ужасном расположении духа я возвратился в пещеру. Передал Зелимхану слова генерала, сменив их жесткий тон на более мягкий; добавил от себя, что тот обещает не применять физического насилия и сохранить ему жизнь, ограничившись четырьмя-пятью годами тюрьмы
– А письмо он дает? – спросил Зелимхан. – Нет. Он дает нам слово.
– Эти слова, Саид, мы слышали много раз. Они похожи на обещания, которые голодный волк дает овце. Давай не будем больше говорить о том, чему не бывать.
Зелимхан громко засмеялся и продолжил: – Знаешь, Саид, что ты должен сказать этому большому начальнику? Ты ему скажи, что он не поймает меня, если даже призовет на помощь всю армию царской России! Пусть он остерегается меня! Одного офицера, который преследовал меня, я трижды (!) просил не трогать людей, не издеваться над невинными, не произносить угрожающих речей; обещал убить его, если не послушается меня. Но он не внял моим просьбам. Мне пришлось его убить. Я убью и генерала, если он не снимет оцепление!
Я снова стал уговаривать Зелимхана не губить себя и сдаться. Сказал, что у меня и у наших родственников есть более тысячи голов овец, свыше ста голов крупной скотины, которые мы продадим, чтобы вырученные деньги использовать на смягчение его наказания.
– Хорошо, Саид, – сказал Зелимхан. – Тебе достаточно того, что я уйду отсюда невредимым, а утренний намаз совершу на холодной речке, расположенной на нашей с макажоевцами границе? Когда я буду уходить, дважды выстрелю; звук выстрела моей винтовки генерал знает. После этого не пройдет много времени, как он отпустит всех участвовавших в оцеплении, не станет держать их на холоде. И еще. Виноват я, не виноват, но, если среди тех трех моих врагов, о которых ты упомянул, находится Хаджи, передай ему мои слова: «Ты видишь этот день». А с генералом я буду иметь разговор у него дома или же постараюсь встретиться с ним на дороге, ведущей в Грузию. – Всевышним тебя заклинаю: скажи, брат мой, каким образом ты надеешься выйти из этого трудного положения? – спросил я с недоумением.
– Конечно, Саид, я не шейх, как ты знаешь, – ответил Зелимхан, пытаясь успокоить меня. – Вчера ночью я, очень уставший, прилег отдохнуть (кто мог знать о моем месте нахождения?) и заснул. Во сне явился ко мне отец Гушмаца и говорит: «Ну, что, сын? Ты не растерян? Ты знаешь, что тебя окружили?» Я тут же проснулся, направился к выходу из пещеры и четыре раза выстрелил из своей пятизарядной винтовки в четыре стороны. В ответ вокруг раздались оружейные залпы и началась оживленная стрельба; вот тогда я и понял, что окружен. Если отпущенное мне Всевышним время истекло, тогда мне не уйти, конечно. Сомнений в том, что когда-нибудь мы покинем этот мир, нет, но если мы сделаем это недостойно, нашим детям придется из-за нас краснеть перед людьми.
– Ты потерял отца, двух братьев, надежных и верных друзей. Я знаю, что ты выходил с честью из многих переделок, когда за тобой охотились, делали на тебя облавы. А в такую тяжелую ситуацию, как сегодня, ты попадал когда-нибудь? – спросил я Зелимхана.
– Нет, ни в ту ночь, когда я совершил побег из тюрьмы, проделав за месяц отверстие в каменной стене, ни в ночь, когда окружили село Старая Сунжа, ни в день, когда были убиты в джугуртинском лесу под Бачи-Юртом мои отец, брат и друг, ни в день, когда мою семью увозили в горы Ингушетии, мне не было так неимоверно тяжело, как в тот день, когда я не смог в полной мере выполнить просьбу плачущей навзрыд молодой женщины, которую я встретил в мелхистинском лесу.
Как-то, получив одобрение своих товарищей, я решил проведать свою семью в Ингушетии, для чего выбрал кратчайший путь через лес. По дороге я наткнулся на громко рыдающую молодую женщину. Сначала попросив у меня прощения за слезы, она стала умолять меня помочь по-братски в ее беде и рассказала, что двое неизвестных только что силой отобрали у нее пяти-шестимесячное дитя и исчезли в лесу, бросившись вниз по склону.
На коне я не смог бы спуститься по этому склону, поэтому я оставил лошадь с женщиной и бросился догонять беглецов по их следам на инее. У небольшой поляны я догнал их и окликнул:
– Эй, вы двое, положите младенца и убирайтесь!
– Какое твое дело? – грубо ответил один из них.
Я рассказал им о мольбе матери ребенка, но это их не тронуло. Трижды именем Бога попросил я их вернуть малыша, потом поклялся убить их обоих, если они не отдадут его. Однако моя угроза не подействовала на них. Один, словно мяч, подбросил вверх тельце младенца, а другой взмахом сабли разрубил его надвое, и они побежали, чтобы скрыться, но я уложил их обоих наповал. Когда я, завернув в свой башлык, отнес матери разрубленное на две половинки тельце ее малыша, мне было, как никогда в жизни, невыносимо горько, закончил свой рассказ Зелимхан, отвечая на мой вопрос.
Зная, что на улице холодно, а у костров места хватало только офицерам, я не торопился покидать пещеру; не похоже было и на то, что Зелимхан хотел бы, чтобы я уходил. Вот так за нашим разговором наступила полночь.
– Саид, спасибо тебе, что пришел ко мне в гости. Ты можешь идти, а я хочу немного отдохнуть. Если генерал спросит тебя, почему так долго находился в пещере, скажи ему, что я не отпускал тебя…
Я не стал говорить генералу об угрозе абрека убить его, сказал ему только, что Зелимхан отказывается сдаваться живым. До рассвета оставалось совсем немного времени, я очень замерз, как и все люди, находившиеся здесь.
Вспомнив о поручении Зелимхана, касающемся Хаджи, подошел к нему и сказал:
– Хаджи, Зелимхан просил тебе передать следующие слова: «Хаджи, ты видишь этот день!» Он тут же встал и позвал двух своих спутников:
– Пошли отсюда! Все кончилось! Да поможет Зелимхану Всевышний! – и они ушли втроем.
Когда до рассвета оставалось совсем ничего, в районе пещеры наверху неожиданно прозвучали два выстрела. Тут же началась беспорядочная ответная стрельба. Тысячи пуль полетели в сторону Зелимхана, а он стоял в своей бурке и папахе как ни в чем не бывало. Вдруг он сорвался с горы, а его тело, подсвечиваемое вспышками винтовочных выстрелов, ударяясь о выступы скал, полетело вниз и скрылось из виду.
– Ура-а-а!!! Бе-е-ей! – завопил генерал.
Он ринулся в ущелье по склону вниз, чтобы посмотреть на тело убитого абрека. Через некоторое время солдаты на руках подняли генерала наверх – у него прихватило сердце. А все потому, что вместо разбившегося Зелимхана он увидел… обрубок бревна, на который была натянута бурка абрека! Многие, в том числе солдаты, обрадовались такому развитию событий.
Когда генерала привели в чувство, он зарыдал, как женщина. И его можно было понять: подгоняемый желанием продвинуться по службе, он, оказывается, послал телеграммы во Владикавказ, Тифлис и Петербург с сообщением о том, что Зелимхан у него в руках; теперь же его понизят по службе! Хуже того, он знал, что Зелимхан уничтожает таких, как он. Несмотря на то что, уходя, Зелимхан оставил отчетливые следы, ни дагестанский офицер Муртаз-Али, ни полковник Вербицкий не стали его преследовать.
Меня с семьей отправили в Сибирь в бессрочную ссылку, как будто Зелимхан ушел из осажденной пещеры по моей вине. Но через три года после описываемых событий «близкие люди» Зелимхана подло напоили его ядом и убили. А нас отпустили – рассказал он.
26 сентября (по старому календарю) 1913 г. на хуторе близ Шали был окружен дом, в котором находился тяжелобольной абрек. Старый (не по количеству прожитых лет – ему только-только перевалил четвертый десяток, – а по состоянию души), немощный и больной, похоронивший за столь долгие тринадцать лет абречества убитыми отца, двух братьев, самых верных своих друзей и товарищей, потерявший родной кров и лишенный всякой возможности мирной и спокойной жизни, с неизбывной тоской по своей семье – жене, двум сыновьям и двум дочерям, покинутый всеми и оставшийся в полном одиночестве, Зелимхан, сын Гушмазуки из Харачоя, читая самому себе отходную молитву – суру «Ясин», – вступит в свой последний бой с карателями Дагестанского конного полка под командованием поручика Георгия Кибиров
Получив предательский выстрел, Зелимхан долго отстреливался, тяжело ранил Кибирова и несколько всадников, однако на рассвете был убит в ходе продолжительной перестрелки. Легендарного Зелимхана Гушмазукаева похоронили 27 сентября на одном из кладбищ города Шали (Дала гIазот къобал дойла цуьна).
После революции 1917 года Зелимхан почитался как герой национально-освободительной борьбы, выразитель интересов горской бедноты каким он и был. О нем было написано несколько книг, а киностудия «Восток-кино» сняла о подвигах Зелимхана немой фильм.
В книге Мусы Бакарова «Воспоминания об абреке Зелимхане», отрывки из которой, мы используем для описания этого текста, есть много интересных фактов из жизни абрека. В истории чеченского народа один из лучших его сыновей показан не со страниц литературно-художественного произведения и не в сказаниях народного эпоса, в коих вымысел порой преобладает над правдой: Зелимхан Харачоевский предстает перед читателем во всей той исторической достоверности, что донесла до Бакарова память людей, которых ему посчастливилось интервьюировать и которые знали народного героя лично. Рассказы переданы от достоверных источников, живших в эпоху абречества Зелимхана и его детей. Каждый рассказ можно читать с замиранием души, с большим чувством гордости.
Краткий текст –Зелимха́н Гушмазука́ев или Зелимха́н Харачо́евский – Чеченский абрек, является национальным героем чеченцев Краткий текст–Абрек Зелимхан вел борьбу на протяжении 13 лет абречества с несправедливостью против власти
Наименование содержания ссылки –Книга «Воспоминания об абреке Зелимхане» — (Хаважи Цинцаев) Муса Бакаров;
Магомет Мамакаев «Зелимхан»
https://www.grozny-inform.ru/news/society/122200/
Ссылка на полный текст (url)Источник: https://tenchat.ru/media/918833-abrek-zelimkhan-chechenskiy-robin-gud
https://tenchat.ru/media/918833-abrek-zelimkhan-chechenskiy-robin-gud
https://proza.ru/2022/07/19/828
https://rg.ru/2012/07/02/reg-skfo/zelimhan.html
https://dzen.ru/a/YQyDgbjUVHnUUXS2
https://proza.ru/2022/07/19/828
Магомет Мамакаев «Зелимхан»
https://www.grozny-inform.ru/news/society/122200/
Ссылка на полный текст (url)Источник: https://tenchat.ru/media/918833-abrek-zelimkhan-chechenskiy-robin-gud
https://tenchat.ru/media/918833-abrek-zelimkhan-chechenskiy-robin-gud
https://proza.ru/2022/07/19/828
https://rg.ru/2012/07/02/reg-skfo/zelimhan.html
https://dzen.ru/a/YQyDgbjUVHnUUXS2
https://proza.ru/2022/07/19/828
Принадлежность –Национальность – чеченцы, Чеченская Республика.
Ключевое слово –Жизненный путь Абрека Зелимхана, мужество, смелость, честность, героизм, справедливость, поступки, абречество
Ключевое слово –Жизненный путь Абрека Зелимхана, мужество, смелость, честность, героизм, справедливость, поступки, абречество
Район–Во всех районах Чеченской Республики
Населенный пункт–Все населенные пункты Чеченской Республики
Место бытования–Чеченская Республика. Все регионы Росси и страны СНГ, где проживают чеченцы
Населенный пункт–Все населенные пункты Чеченской Республики
Место бытования–Чеченская Республика. Все регионы Росси и страны СНГ, где проживают чеченцы
Тип ответственности – Носитель
Фамилия лица –Ахмадов
Имя Отчество лица – Абдулхамид Ахмедович
Дополнение к имени –
Даты – 12.05.1966 г.
Место работы/адрес –г. Грозный, ул. Нурбагандова 15/34
Тип ответственности – носитель
Фамилия лица –Дулаев
Имя Отчество лица –Русламбек
Тип ответственности –Исполнитель
Фамилия лица –Межидова
Имя Отчество лица –Рукият Хасановна
Дополнение к имени –
Даты –1990г.
Место работы/адрес – ГБУ «ЦНТ» , методист экспедиционного отдела, 364014, ЧР г.Грозный ,ул. Е.Батаевой 4а
Фамилия лица –Ахмадов
Имя Отчество лица – Абдулхамид Ахмедович
Дополнение к имени –
Даты – 12.05.1966 г.
Место работы/адрес –г. Грозный, ул. Нурбагандова 15/34
Тип ответственности – носитель
Фамилия лица –Дулаев
Имя Отчество лица –Русламбек
Тип ответственности –Исполнитель
Фамилия лица –Межидова
Имя Отчество лица –Рукият Хасановна
Дополнение к имени –
Даты –1990г.
Место работы/адрес – ГБУ «ЦНТ» , методист экспедиционного отдела, 364014, ЧР г.Грозный ,ул. Е.Батаевой 4а
Название организации-Министерство культуры ЧР
Структурное подразделение – ГБУ «Центр народного творчества»
Местонахождение – 364014, ЧР, г.Грозный, ул. Е. Батаевой 4 а
Структурное подразделение – ГБУ «Центр народного творчества»
Местонахождение – 364014, ЧР, г.Грозный, ул. Е. Батаевой 4 а
