Этнос: Чеченцы
Язык: Чеченский, русский
Конфессиональная принадлежность: Мусульмане (сунниты)
Автор описания: Демильханова Билкис Асламбековна, заведующий отделом художественного творчества ГБУ «Центр народного творчества» МК ЧР
Дата публикации:Август 2024 года
Чеченской Республики.Также здесь приводятся некоторые истории из жизни чеченцев, связанные с конем
Конь в жизни горца
На протяжении уже многих лет важную роль в жизни и хозяйственной деятельности чеченцев играет коневодство. Начало коневодства на Кавказе исследователи определяют концом II — началом III тыс. до н. э., но, по мнению известного кавказоведа Е.И. Крупнова, на Северном Кавказе лошадь стала средством передвижения не ранее IX–VIII вв. до н. э. До скифского времени в
поселениях Северного Кавказа почти не найдено костей лошади. Среди памятников поздней кобанской культуры Центрального Кавказа встречается много находок бронзовых статуэток с изображением лошадей [1, с. 15].
Трудно себе представить жизнь горца без лошади, которая непосредственно участвовала во всех сферах его жизни и деятельности: в хозяйстве и в пути, на войне и во время праздника.
В настоящее время интенсивно возрождаются высокогорные села, покинутые жителями в связи с известными военными событиями в Чечне. Нынешнее поколение мало знакомо с хозяйственными и духовными традициями народа, которые складывались в своеобразных ландшафтных условиях. Коневодство как раз выступает важной отраслью животноводства, связанной с природными условиями края и ментальными особенностями чеченцев, которая сохраняет свою актуальность и в наши дни.
В статье использованы полевые материалы автора, собранные в разные годы.
В Чечне разводили те же породы лошадей, что и во всем Кавказе. По свидетельству информаторов, особой любовью чеченцев издревле пользовалась кабардинская порода лошади «чергазийн говр», легкая, красивая и хорошо приспособленная к местным условиям. Превосходным считалось и черкесское седло – «чергазийн нуьйр». По их мнению, кабардинская порода лошади сочетает в себе лучшие качества нескольких пород, включая и кавказские, но при этом особо выделяется арабская порода лошади, которая приняла участие в образовании кабардинской породы. Их не использовали для тяжелых хозяйственных работ, однако с их помощью могла производиться транспортировка небольшого груза, помещаемого в переметные сумы из тканого материала («таьлсаш»). Хозяйственные задачи семьи обслуживали лошади более массивные и тяжелые.
Произведения фольклора показывают своеобразное отношение чеченца к скакуну: находится конь, как правило, в сарае из бревен, конь ласкает сердце джигита [4, с. 201].
Хозяин разговаривает с конем, как с братом. В самые трудные минуты джигит уверен, что конь его понимает: «Дакъаза ма бала, схьалеба мотт боцу, дIааьлларг ва хуу са цIена сан гила. Сема ла ахь догIа ас дечу къамеле…» – «Не имеющий языка, но понимающий сказанное, мой скакун чистосердечный, слушай внимательно разговор, который я веду». «Схьадийца ца хаарах, дIааьлларг хаар-кха хьуна. Ва йогIур юй-техьа кхул йоьхна суьйре, коьртахь куй ва болчу яхь йолчу кIантана» – «Хотя ты и не умеешь говорить, но понимаешь то, что тебе говорят. Наступит ли более мрачный вечер для гордого молодца, что носит шапку на голове» [5, с. 231, 398].
Конь – самое важное оружие горца, оборонительное и наступательное. Конь был для чеченца другом [6, с. 139]. Лошадь хорошей породы являлась не просто богатством, а роскошью, о которой знали все в округе. Когда давали характеристику джигиту, обязательно отмечали, какой у него скакун. В чеченском фольклоре подчеркивается, что молодец с особой любовью ухаживает за конем: в весенние три месяца пасет его на высокой горе, в летние три месяца – на травяной
равнине, в зимние три месяца кормит вареным зерном, поит теплой водой [7, с. 165], а наряжает его как невесту («дуьгу нускал ва санна») [8, с. 267].
Лошадь, которую готовили для участия в скачках, – хохку говр – содержали в специальных условиях, кормили по особому режиму. Когда хозяин, хотя и редко, выводил своего коня, односельчане избегали с ними встречи, чтобы не быть обвиненными в «плохом глазе». Чтобы не допустить сглаза, лошадь украшали разными оберегами.
В конской экипировке богато представлена конская сбруя. Отменная сбруя, седельная подушка из лучшей кожи, шелковые подпруги, позолоченные и серебряные бляхи, стальные удила – принадлежности лучшего наездника. Для джигита было очень важным убранство коня [9, с. 162].
Всадники украшали все праздничные мероприятия в традиционном обществе чеченцев. Одним из ценнейших подарков лучшему другу или глубоко почитаемому человеку, наравне с богатым оружием, считался конь. В честь совершеннолетия дядя по материнской линии дарил племяннику коня.
В народной метрологии чеченцев существуют меры, связанные с лошадью, что еще раз свидетельствует о ее значимости: мера «конный путь» – «говрахь некъ» с указанием до обеда / после обеда / за 1–3 дня; мера груза «говра мохь» – груз на одного коня; мера «говр хьавзол» – площадь, где конь сможет сделать круг; мера площади «говраш хахкал» – где можно скачки устроить; мера расстояния «тарсие» – откуда слышно ржание лошадей и т. д. [10].
Благодаря одомашниванию лошади в свое время получило широкое развитие кузнечное производство по изготовлению подков и необходимого для этой работы инструментария. Чтобы правильно подковать лошадь, нужен был признанный в этом деле мастер, которого приглашали в удобное для него время. Необходимые инструменты, изготавливаемые местными кузнецами, как на заказ, так и для продажи на рынке, обычно мастер приносил с собой.
Подковы и подковные гвозди обычно заготавливал сам хозяин у здешних кузнецов или покупал на окружном базаре [11]. Подкова – «лан» в переводе с чеченского означает ‘место, плоскость, выдерживающие основную нагрузку, как правило, тяжелую’. Термин «лание» (с корнем «лан») часто встречается и в чеченской топонимике, исследованной А. Сулеймановым [12, с. 85, 90, 128, 164, 360].
Инструментов у мастера было не так много, но каждый предмет был незаменимым в работе: «лиена хьостамаш» (подковные гвозди), «лиена морзах» (ковочные клещи), «лиена жIов» (ковочный молоток), «лиена макху» (ковочный острый предмет) и др. Ковочные инструменты хранили отдельно в специальном мешочке и время от времени смазывали курдючным жиром, в другом деле их обычно не применяли. Однако есть одно исключение: мастера по подковке лошадей обычно являлись признанными «стоматологами». Никто из лекарей так удачно не удалял зуб, как мастер подковщик, – «лиена пхьар». Главное в этом деле, поясняет информатор, искусное умение пользоваться инструментом. А кто лучше лошадиного мастера владеет клещами [13] ?
Все, что связано с лошадьми, вплоть до ковочных инструментов, у чеченцев выступало эпитетами в лирических песнях. Так, в одной из них девушка, решившись выйти замуж за любимого, поет: «Лан морзух бага лан хьостам санна, везачун кера-мера со йоьда, ала» – «Как подковный гвоздь попадает в пасть ковочных клещей, так и я иду в руки-объятия любимого» [14].
В хозяйственной деятельности горцев большое значение имело таврение скота. Б.А. Калоев считает, что таврение скота на Северном Кавказе связано с коневодством, впервые это зафиксировано на Северном Кавказе у кабардинцев в XVI в. По мнению Н.Н. Харузина, изучавшего во второй половине XIX в. обычное право чеченцев, чеченцы и ингуши заимствовали эту традицию у
кабардинцев. Тамги получили широкое распространение на Северном Кавказе. Дошло даже до того, что тамгой не только метили скот, но и наносили ее на бытовые предметы, ворота, межевые столбы – там, где требовалось отличие своего от чужого. На стенах, дверях, коновязях и оконных рамах оставляли тамги гости в знак благодарности хозяину за гостеприимство. Тамги наносили на дарственные предметы: рукояти холодного оружия, кнуты, посохи. Тамги, служившие своеобразными знаками отличия, со временем дополнялись художественным смыслом.
Слово «тамга» по общепринятому мнению имеет тюркское происхождение и означает ‘знак, отпечаток, тавро, клеймо для метки лошадей и скота’. Термин получил широкое распространение преимущественно в странах Ближнего и Среднего Востока, Средней Азии, на Северном Кавказе и Закавказье и т. д., так как активно заимствовался многими народами у тюрков. По мнению И.Ю. Алироева, «необходимость меток домашних животных возникает с распадом первобытнообщинного» строя и появлением частной собственности, особенно при общественном выпасе животных и отгонном животноводстве яйлажного типа, которое уже в ранний период железного века стало практиковаться на Кавказе, в том числе и на территории Чечено-Ингушетии [15, с. 70–71].
В чеченском языке действительно есть слово тамгIа, что означает ‘отпечаток, размывы, пятно, рисунки’. Это слово заимствовано чеченцами у других народов. У чеченцев метка скота называлась другим словом – хIуост, с нахской этимологией, поэтому вариант с его заимствованием не подходит. ХIуост (чеч.), фуост (ингуш.), по свидетельству информаторов, у вайнахов изначально делали для обозначения породы животных – хIу (чеч.), фу (ингуш.) – железным инструментом «сто» (долото) в селекционных целях. Долото («сто») заказывали у местного кузнеца, оно представляло собой заготовку в виде железного стержня с расплюснутым концом, которому кузнец придавал нужную хозяину форму – зIок (клюв), церг (зуб), кав (ворота), кеп (форма), марс (серп) и др. Они имели разные размеры и очертания. Значение имело также, где поставлена метка: с краю, снизу, сверху, на какой стороне. Образцы хIуост находились в мастерской кузнеца, где наводили справки в случае необходимости. По мнению информатора, вполне вероятно, что традиция таврения все-таки изначально восходит к коневодству, потому что коневоды всегда старались сохранить чистую или улучшить слабую породу лошадей [19].
Таким образом, разведение лошадей в Чечне имеет давние хозяйственные и духовные традиции. В своеобразных ландшафтных условиях горного края эта отрасль животноводства имела особую значимость. В настоящее время коневодство сохраняет свою актуальность, потому что лошадей можно успешно использовать в хозяйственной жизни горцев и для развития горного туризма, как экзотическое средство передвижения между горными селами, для участия в этнопраздниках и свадебных обрядах. В народной среде замечено: если во дворе есть лошадь, то там будет «беркат (изобилие и достаток). Общаясь с лошадью, приятно коротают время старики {1}.
Как известно, культ коня существовал на Кавказе с эпохи поздней бронзы (XIII до н.э.), то есть, еще до скифов и сарматов. У абхазов, например, имело место обожествление коня, ему приносили бескровные жертвы.
По мнению исследователей, задолго до знакомства предков вайнахов с культурой скифов и сарматов у них существовал культ коня и, по-видимому, его обожествление. О наличии погребения лошади с человеком в предскифское время говорит обнаруженное в Чечено-Ингушетии захоронение IX-VIII веков до н.э. (Зандакский могильник).
Еще с древних времен жители Северного Кавказа, в том числе предки вайнахов, занимались коневодством, а позднее они, по-видимому, заимствовали у сарматов, так же как и римляне, селекцию коней. Можно предположить, что на Северном Кавказе существовало несколько пород лошадей, подвергшихся селекции. Знание и опыт сарматов в коневодстве были широко известны.
О древности коня у вайнахов говорит и адекватность названия коня в чеченском («говр») и урартском языках. Издревле вайнахи придавали большое значение коню. Вспомнить хотя бы Казбичева Карагеза из повести М.Ю. Лермонтова «Бэла».
В вайнахских сказках конь умеет говорить. В эпической песне «Князь Монца и Вдовий сын» побежденный герой обращается за помощью к коню.
Особенно идеализируется конь в эпических песнях вайнахов. Интересно сообщение в эпической песне «Нойпарза и Молодец, не имеющий отца» за уходом коня:
В весенние три месяца вокруг села пас,
В летние три месяца на вершине гор пас,
В осенние три месяца круглым зерном кормил,
В зимние три месяца вареным ячменем кормил,
Теплой водой поил, мылом гриву мыл,
Щеткой круп скреб, нежной рукой мыл,
От горячего солнца берег, от злого ветра берег.
И такой конь, подчиняясь воле хозяина, скачет:
Ночью, сна не зная,
Днем, покоя не зная…
В скачке с ветром спорит,
В красоте с солнцем спорит…
Герой обращается к своему коню с просьбой:
Ты спорь теперь с соколом в полете,
Ты спорь теперь со львом в скачке…
Оригинальна эпическая песня об «Аккинском Жанхоте», переведенная
Я. Вагаповым, где выражена доблесть героя в поведении, одежде и оружии:
Наступающим вечером с заходом солнца
Из бревенчатой конюшни гнедого коня
Серебряной уздечкой выведя во двор,
Железной щеткой и трижды мылом
Коня мыть начал Аккинский Жанхот.
Чистокровного коня своего чистить кончив,
Как воробей, звенящую черкесскую сбрую вынеся во двор,
Тремя подпругами седло к спине коня прикрепив,
Коротковолосую смушковую папаху на лоб надвигая,
Широкоприкладный свой мажар у плеч придерживая,
Двенадцать стекол вделав, точно налаженный
Армянский бинокль на шею повесив,
Ременной плеткой в своей руке играя,
Как княжеский сын, сам красиво наряженный,
Во двор вошел Аккинский Жанхот,
Как на обломанную чинару легкокрылый сокол,
На непокорного коня сам ловко сев,
Конский иноходью, сам песню мурлыкая,
Когда сельский сход увеличиваться начал,
на сход явился Аккинский Жанхот…
Своеобразны были и правила спешивания, посадки на коня гостей, передвижения на конях.
С детства приучали мальчиков ритуалу посадки на коня гостя и его спешивания. Обычно при приеме гостей юноша (а если его не было у хозяина, приходил соседский) подскакивал к лошади, брал уздечку левой рукой, а правой поддерживал стремя, пока гость не спешится.
При посадке на коня гостя или почетного всадника церемониал сводился примерно к следующему. Юноша подводил к самому старшему коня, он, простившись с хозяевами, садился на лошадь, которую правой рукой за уздечку держал молодой человек, а левой поддерживал правое стремя, чтобы при посадке гостя не перекосилось седло. Затем конники выезжали за околицу в возвратном порядке. Если среди гостей находился зять этого дома или его родственник, то он выводил лошадь за ворота и там на нее садился.
При встрече всадников и завязавшемся разговоре молодежь обычно спешивалась и внимательно, держа лошадей за уздечки, слушала старших.
Существовали и наставления, поговорки и пословицы о поведении гостя
на чужбине, вне пределов села, дома:
«Нехан хьовдий техь дин а ма барстабе, бехачу новкахь куралла а ма лелае». – «В чужих яслях коня не откармливай, в длинной дороге не будь гордым» – говорили вайнахи. «Сиха ма ло, виц а ма ло». – «Не торопись и не забывайся». «Сихалло са даьккхина, собаро лам баьккхина». – «Торопливость – души лишила, а терпение – гору покорило».
Не принято было проявлять в гостях и национальный эгоизм: «Хьекъал долучунна дерриг дуьне а шен Даймохк санна хетта». – «Умному весь мир – Родина!» – часто говорили вайнахи {2}.
Ярко и проникновенно дружба коня и человека запечатлена в чеченских героико-исторических «илли» (сказаниях). В них проявляется преемственность сказочной и эпической традиций, сохраняется эпическое единство героя с конем. Песенный конь тоже «понимает человеческую речь, но не имеет языка, чтобы ответить». Он является другом героя и определяется постоянным эпитетом «душою чистый». Конь предан своему другу-герою и все делает для того, чтобы он победил врага. Герой относится к коню, как к равному себе товарищу, и всегда мотивирует свои просьбы к нему. Подобное отношение героя к коню, которого он воспитал и выходил, идеализирует и самого героя песен «илли».
Яркой иллюстрацией не только песенно-эпических, но и реальных жизненных взаимоотношений человека с конем может послужить история, случившаяся с Денисолта Орзимовым.
Народный сказитель Денисолта Орзимов родился в 1924 году в селе Илисхан-Юрт Гудермесского района. Он отличался скромностью и почтительностью, за которой чувствовалась огромная духовная сила и богатство души.
К сорока годам он потерял зрение. Потеря зрения обострила у него чувство обоняния. Большое место в его жизни занимал конь, которого он сам растил. Денисолта сам кормил своего любимца, разговаривал с ним. Я наблюдал картину этого общения и отмечал особую привязанность и чувственность их отношений.
Конь Денисолта являлся породистым скакуном и часто выигрывал призы на скачках. Он любил ездить на своем обученном коне в гости по селам республики, где у него были друзья, ценившие его как сказителя. Однажды у него украли его любимого коня. Чувство трагической безысходности и отчаяния заставили слепого сказителя отправиться в дорогу в поиски своего четвероногого друга. Много дней и ночей провел в пути и поисках Денисолта. Он дошел пешком до берегов Черного моря, а затем и Каспийского, находил поддержку и помощь в селах и городах всех регионов юга России. Ему помогали милиционеры, простые жители, государственные служащие.
Однажды его известили, что в кумыкском селе на берегу Каспийского моря обнаружен конь, по описаниям похожий на его любимца. Денисолта отправился в путь. Было много людей. И его спросили, если он, будучи слепым, не может видеть и опознать своего коня, то как же они смогут убедиться в принадлежности ему коня. На это Денисолта ответил, что он действительно слеп и не может увидеть своего друга-скакуна, но он просит вывести его в сторону, чтобы тот увидел его. И тогда все прояснится, принадлежит ли ему этот конь или нет!
Люди так и поступили. Конь стоял на привязи в отдалении. И вот когда скакун увидел Денисолта, он пришел в неистовство, порвал стремена и бросился к своему другу. Присутствовавшие при этой сцене родственники Денисолта утверждали, что конь, бурно выражавший свои чувства, и сам Денисолта, плакали. Плакали и люди, ставшие свидетелями искренней привязанности и любви коня и человека, свидетелями огромной радости двух живых существ, которые нашли друг друга {3}.
Я расскажу одну историю о гостеприимстве горцев. Это было спустя 2-3 года после возвращения из высылки, с Казахстана. В с.Шовхал-Берды жил наш родственник (двоюродный брат моего отца) Муташев Маил. В то время в основном ходили пешком, и старые, и молодые, машин почти не было. Свою поклажу, любой груз в 1-2 фунта, переносили на спине, хотя и дорог не было нормальных, везде было много грязи. В один из осенних вечеров, когда сгущались сумерки, к Маилу в гости пожаловал его приятель Биас, из селения Чиччалга. Он застал его в то время, когда хозяин ухаживал за конем: кормил, тщательно расчесывал гриву, ласково говорил с ним. Это был красавец-конь серо-пятнистой масти. Поздоровавшись, гость, изумленно, сказал: – До чего же эта скотина прелестная, Маил! – Перестань восхищаться, а то, ненароком, сглазишь! – сказал хозяин в шутку.
Маил работал в магазине. Когда к нему приходили гости, он приглашал к себе родственников и уважаемых всеми односельчан. Они вместе читали мовлид и исполняли религиозные песнопения «зикры». После начиналась трапеза. В еде они были очень сдержанны, ели понемногу, зато, нас, детей, всегда угощали печеньями и мармеладками. Это были времена, когда радовались даже маленькому куску сахара…
Ночь прошла, настало утро. Когда гость собрался уходить, во дворе он увидел оседланного красавца-коня, которого снарядили в дорогу: даже хвост был завязан в узел, чтобы он не волочился по грязи. Увидев эту картину, он спросил у хозяина: – Маил, ты собрался куда-то ехать? – Да нет, Биас, хочу тебя проводить. Бери за вожжи этого удалого коня, это мой тебе подарок!
Биас, удивленный от такой неожиданности, замешкался, стал отказываться от него, но хозяин настоял на своем. А решение подарить коня своему гостю Маил принял накануне вечером, когда гость вслух выразил свое восхищение им.
Хозяин долго всматривался вдаль, провожая взглядом дорогого гостя и скакуна, пока они не перешли реку Ясси и не дошли до с.Бетти-Мохк. Его жена Тура, тоже с нашего села, очень гостеприимная хозяйка, добрая женщина, увидев его, сказала: – Зря ты так … (имея в виду, что ему грустно и трудно смотреть им вслед). На что он ответил: — Не знаю зря или нет, но добрее и милее этих двух душ никогда не покидали это село {4} (аудиозапись).
Демильханова Б.А. Место хранения: архив Центра народного творчества МК ЧР
Видеозаписи, аудиозаписи носителей (информаторов) проводились в Ножай-Юртовском районе ЧР
«К вопросу коневодства в традиционном обществе чеченцев (по этнографическим материалам)».
- И.Ю. Алироев, лингвист-чеченовед, доктор фил. и ист. наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР, член-корреспондент РАЕН. «История и культура чеченцев и ингушей». Грозный, Ичкерия. 207 страниц; 1994г.
- И.Б. Мунаев, к.ф.н., заведующий сектором фольклора и
литературы института гуманитарных исследований АН ЧР.
Ст. «Чеченский эпический сказитель-илланча Денисолта Орзимов». «Вести республики», №174, 09.09. 2010г. - Харон Джабраилов, Ножай-Юртовский район ЧР